ГЛАВНАЯ

ИЗ  ВОСПОМИНАНИЙ Д.Н. КАРДОВСКОГО  О ПЕРВЫХ  ГОДАХ ПРЕПОДАВАНИЯ   В   ВЫСШЕМ  ХУДОЖЕСТВЕННОМ  УЧИЛИЩЕ ПРИ  АКАДЕМИИ ХУДОЖЕСТВ

... Мне вспомнилось время, 35 лет тому назад, когда в 1903 году я был приглашен вести мастерскую живописи в Высшем художественном училище при Петербургской Академии художеств. Должен сознаться, судьба меня баловала: условия, в которых я вел мастерскую, были прекрасны и, может быть, благодаря отчасти этим условиям вышли из моей мастерской такие художники, преподаватели и профессора живописи, как Савинов, Мочалов¹¹, А. Е. Яковлев ¹², Шухаев ¹³, Шухмин¹⁴, Абугов¹⁵, Радлов¹⁶, Шаронов ¹⁷ и многие другие.

Условия состояли прежде всего в полной свободе преподавания. Профессор Академии художеств Илья Ефимович Репин, помощником к которому я первоначально был назначен (у него самого была чересчур многолюдная мастерская — до 70 человек), начал с того, что объявил мне: „Вы будете вполне автономны (так он и сказал) в мастерской". Значит, прежде всего он, мой шеф, да и какой — сам Репин! давал мне свободу. Я не был связан никакими программами, никакими курсами. Только два раза в год, перед рождественскими и перед весенними пасхальными каникулами, я должен был устраивать для просмотра Советом училища выставку работ мастерской и один раз, 4 ноября, в годовщину основания Академии художеств, — отчетную публичную выставку работ учеников мастерской.

В мое распоряжение для занятий с учениками отведена была отличная, большая мастерская (а через лестничную площадку — другая, для моих личных работ) по 3-й линии Васильевского острова, на так называемом Литейном дворе Академии. В мастерской для учеников были два громадных окна с фонарями в крыше для вер­хнего света, одно окно на север, другое на восток, поэтому в мастерской был всегда постоянный свет. В мастерской был прекрасно устроен свет для вечернего рисования. В потолке было, кажется, до 8 сильных ламп с молочными абажурами, дававшими отличный, ровный, рассеянный свет по всей мастерской, даже в самые удаленные ее углы (со всех точек мастерской можно было рисовать), и 2 рефлектора для освещения модели. Я забыл еще сказать, что на окнах была целая система подвижных штор, благодаря которым можно было устроить источник света в любой точке окна.

Работая в мастерской, ученики могли слушать в Академии лекции по истории искусства, пластической анатомии и перспективе. Впрочем, очень немногие ходили на эти лекции, потому что, по правилам училища, слушание лекций и зачеты по курсам должны были проделываться до перевода в мастерскую в так называе­мых классах училища. Поэтому слушание лекций не мешало работе учеников мастерской.

Работали так: с утра, с 9 или 10 часов, в зависимости от времени года, до часу— этюд с обнаженной фигуры (в 12 часов завтракали в комнате мастерской — курилке), с часу до трех—портрет, потом перерыв на обед и отдых, и с 6 до 8 вечера рисунок. Кроме этого, при каждой перемене модели на этюд подавались обязательные эс­кизы на свободно выбранные и на заданные мною темы. Эти эскизы делались учени­ками на дому. Вместе с темой для эскиза я давал размеры холста, например: 3 в ширину и 5 в вышину и т. п...

... Тематическое задание могло быть, например, таким: происшествие на улице, задание живописное — полуобнаженная фигура или крупное домашнее животное под лиственным деревом на фоне выбеленной стены. Темы для эскизов могли выбираться и самими учащимися.

Отчетные выставки работ учеников мастерской бывали интересными.

После летнего перерыва занятия в Высшем художественном училище при Академии художеств начинались 15 сентября старого стиля, а кончались (не только практические занятия по живописи и рисунку, но и научные с их экзаменами) во второй половине мая. Летом ученикам полагалось упражняться в самостоятельных занятиях по написанию этюдов, пейзажей, фигур и непременно с натуры.

Обыкновенно перед летними каникулами я беседовал с учениками, давал им указания, в каком направлении каждый должен вести работу. Каждый ученик уезжал для летней работы, куда он хотел. Но для наиболее не обеспеченных была в веде­нии Академии художеств дача на станции Академическая, около Бологое (по Ленинградской железной дороге). Туда обычно отправлялось на полный пансион необеспеченных 40—45 учеников, хорошо работавших в классах и мастерских. Надо сказать, что с дачи после лета привозилось не так уж много работ, зато дачники приезжали располневшие. Мой ученик А. Яковлев написал на даче очень интересный групповой портрет этих растолстевших и загоревших „дачников". После лета устраивались выставки летних работ¹⁸

ГЛАВНАЯ